Смутные воспоминания одинокого безумца…

Все началось с того момента, когда перед моим туманным взором возникла определенно значимая надпись, за которой тянулись километры черного кованого забора. Ворота с пронзительным прощальным скрипом закрылись за моей спиной, и, казалось, это и был конец, точнее, начало другой еще неведомой мне жизни. Жизни за железными воротами, которые теперь никогда не откроются для меня.

Двое невысоких молчаливых мужчин поддерживали меня за локти с двух сторон. Лица их отражали крайнюю неудовлетворенность, усталость и еще какие-то глубокие эмоции, которые я не смог различить под маской напускного безразличия.

Выложенная камнем тропа не кончалась, и я уже начал думать о побеге. Но четкий план не укладывался в голове, поэтому я перенес направление мысли в другое, более удобное и приятное русло.

Почему я оказался здесь? За какие заслуги или провинности? Что ожидает меня там, где заканчивается эта дорога, длиною в жизнь? Вопросы…вопросы… И ни одного ответа. Я просто еще не нашел их.

Я твердо убежден в том, что нет во Вселенной такого вопроса, на который не нашлось бы более или менее вразумительного отклика.

Мысль мою  так скоро и грубо прервали, что на дне души остался какой-то неприятный осадок неполноты бытия.

После безумной свежести летнего воздуха из мрачных коридоров здания, к которому мы, наконец, подошли, пахнуло подвальной сыростью и гнилью. Спертый воздух вырвался в приоткрытую моими конвоирами дверь и теперь уже обволакивал все мое тело смертельной тоской, и тащил за собой, и затягивал меня в свой затхлый мир…

Один из угрюмых патрульных толкнул меня внутрь и повел куда-то вглубь этого холодного безжизненного пожирателя человеческих душ. Потом были лестницы… Нескончаемый водопад серых бетонных ступеней…

Мое новое пристанище не обещало ничего хорошего… Но ничего плохого тоже не ощущалось.

Я молча сел на скупую  с металлическими прутьями кровать.

Посреди пустоты комнаты задумчиво и одиноко стоял железный стул. Так началась Жизнь…Очень редко, от нечего делать я выходил в коридор… Но его обстановка тоже не очень воодушевляла… Самые обыкновенные часы благодаря кому-то попали в самое необычное положение: они почему-то висели под самым потолком и всегда показывали три часа. Но никто, кажется, даже не думал об изменении этого заведенного кем-то порядка. На противоположной стороне бесконечно пустынного коридора кровавыми пятнами краснели четыре стула…

 Больше не требовалось…

Где-то очень высоко, почти наравне с часами, в темно-серой стене голубел решетчатый застекленный квадрат. Единственное окно в мир, от которого меня теперь отделяло множество непонятных людей, ненужных мыслей, официальных бумаг и километры черного кованого забора с причудливо переплетенными узорами. Но сквозь эту крохотную щель призрачной надежды мне было видно слишком мало…

Порой, когда я никого не видел поблизости, мне удавалось подтащить к заветному экрану тяжелый кроваво-красный стул. И тогда я пачкал его дерматиновое покрытие пылью дорожных сапог, спеша и задыхаясь от предвкушения чего-то прекрасного, и как ребенок тянулся грубыми руками к чистоте и невинности того маленького голубого пространства, заключенного в квадратные тиски окна. Но даже тогда мне была видна лишь крошечная часть того великолепного, к которому мне уже не суждено вернуться… Никогда… никогда…Это страшное слово эхом отскакивало от стенок моего сознания и возвращалось снова, и с троекратным усилием размывало все остальные мысли, И от того становилось еще страшнее, еще невыносимее пребывание здесь.

Вечерами у стены зажигался старый фонарь.Его острый, режущий отвыкшие глаза свет, игриво и заманчиво прыгал по пушистым лапам ветвистой ели, отливая голубыми бликами, ползал по унылой стене моей комнаты, будто дразнил и заставлял в полной мере осознавать свою несостоятельность.

 А когда мне надоедал один и тот же пейзаж, я украдкой подходил к другому окну, но оттуда была видна лишь серая стена с пустыми глазницами окон, тупо уставившихся на меня. Хотя она была не такой уж скучной по сравнению со всем остальным, что окружало меня последнее время.

 Эту безжизненную стену яркими пятнами украшали белые кружева манжет и скромные жабо карнизов… И с такой величавой застенчивостью, с такой неповоротливой изящностью смотрела на меня эта стена, что невольно переводил взгляд правее, изо всех сил тянулся, поднимался на цыпочки, царапал холод стены обломками ногтей, хоть краешком глаза увидеть…

И я видел… Видел, и каждый раз невольно начинал шевелить губами, повторяя Его святое имя, не зная, как вразумительно сложить попадавшие на язык слова в молитву.

Все чаще стал уходить в себя… Мысли о прошлом одолевали, бередили беспокойный разум…

Обрывки сонных фраз летят вдогонку… легкий, еще по весеннему сырой и прохладный ветер щекочет мою вывернутую наизнанку тонкую душу… вечернее Солнце самозабвенно лижет нам пятки…

Ты стремилась выше… еще выше… Я же на предельной скорости летел на самое дно Отчаяния… Ты осталась там… А я теперь здесь…

В моих скудных воспоминаниях остался только оттиск твоего печального лица

Строгость холодных миндалевидных глаз, и одновременно, жар влажных, сочных, всегда слегка приоткрытых губ, идеально подчеркнутые природой скулы, лебединый изгиб нежной шеи… Все это в ореоле вьющихся каштановых волос, которыми играет мартовский ветер…

Ты была бесподобна в своей тихой страсти и юной горячности… Словно цветущая сакура, купающаяся в мягком лунном свете… Ты была моей…

                                                                                                                                                       Я часто стоял под твоим балконом… Просто молча  стоял и ждал, когда в темно-синей глубине немой комнаты скользнет твой чарующий силуэт… хотя бы легкая тень локона твоих волос…

Я вкладывал в тебя слезы… Порыв души… Дуновение подсознания… Себя…

«Вы предназначены не мне.

Зачем я видел вас во сне?»

Мне очень нужно поговорить с тобой. Не сочти мои слова бредом больного человека. Но я был рожден не для этого мира, потому мне так сложно обитать здесь. Все здесь давит на меня своей тощей обглоданной банальностью.

                      

Взгляни, даже деревья, что торчат перед твоим окном, тянутся вверх… И их вершины заставляют меня задуматься о ничтожности моего бытия… Это все скоро закончится. Ты слышишь меня?! Все ЭТО очень скоро кончится…

И будет лишь мелкими гранулами пережитого, всеми гранями безысходности мелькать в моей жизни… Навсегда останется во мне…

 И приторно горький Дождь непрерывной стеной будет лить, поддерживая во мне Это… Это всегда будет незримо рядом… едва ощутимо - во мне…

За

гранью сущего все земное становится таким нереальным…

А ведь когда-то у меня тоже был дом…

… но как скоро он обветшал.

И теперь только мусорный ветер метет знакомые, но отныне навсегда пустые ступени…

От невыносимых воспоминаний избавил тяжелый сон.

«И пора уснуть, да жалко,

Не хочу уснуть!

Конь качается качалка,

На коня б скакнуть!

Луч лампадки, как в тумане,

Раз-два, раз-два, раз!...

Идет конница.. а няня

Тянет свой рассказ…»

А.Блок (отрывок из «Сны»)

С каждым днем воспоминания о доме становились все ярче, все больнее кололи куда-то ниже левой ключицы… становились нежеланными…

Но неизменно появлялись… снова и снова…

Приход их всегда сопровождался подавлением чувства безысходности и безграничной печали… На смену приходило давно забытое ощущение уюта, защищенности и какого-то детского умиления… Но вместе с тем, вылезая, как из кельи, из самых сокровенных уголков моей сущности, начинала снедать изнутри ошалевшая от полученной воли Вина…

Вина за то, что так рано, так бессердечно          

и бесцельно покинул родные края. За то, что так много еще не успел сделать. За то, что так быстро оказался в заточении, не отдав людям то, что должен был… А нужно ли им это? Не время!... Не время задаваться бессмысленными вопросами. Конечно, конечно же, нужно! Как же им этого не понять, когда они совершают столько бессмысленных поползновений во все сферы бытия, но до сих пор не могут добраться до квинтэссенции. Конечно же, нужно! Но не успел, прерванный на половине пути ими же!...  Не успел и теперь уже вряд ли смогу… Смогу донести до затуманенного сознания «моря» ту, одну, непреложную Истину… именно ту, одну, что знаю я…

И не отпускает безбрежное, как океан, нескончаемое, как вода, чувство немыслимой вины за неисполненный долг… И начинает щипать глаза от подступающей соленой волны, и охватывает горечь, и все мое существо разрывает, распирает изнутри огромный шар неисполненных надежд,

не вырученных судеб под напором безумной, не осуществленной мечты…

Задрожали пальцы…

И ради чего я отрекся ото всего? А ведь когда-то у меня тоже был дом…

И так уютно потрескивали в печи, наколотые накануне сосновые дрова, наполняя комнату теплом и приятным, свежим лесным запахом…

И стояли на деревянном столике только что собранные полевые цветы…

Кому много дано, тот и держит ответ, с того и спрос, тот и пребывает в лишениях… Так распорядилась Судьба…

Я принял ее выбор, я отдал себя на растерзание миру. Я доверился ему. Шагнул в него решительно, как есть – босой и в старой холщевой рубахе, раскинув руки и подставив лицо Солнцу!..

Но мир не принял меня. И теперь я любуюсь красотой и непорочностью вездесущего через жесткую черную решетку непризнания и отвержения…

Я поплатился за свою чистоту и открытость, за свою доверчивость…

Потому сейчас я и пишу эти строки, желая уберечь от этого шага каждого, кто посмеет повернуть голову в сторону Лучшего мира.

Сейчас меня уже нет, но я живу… Живу в написанных мною словах, живу в теплом майском ветре, живу в крике чайки, в шуме волны, разбивающейся о скалы в надежде получить лучший мир…

Живу…

Все мы ищем лучший мир.

Но оказывается, лучший мир – это мир за розовой вуалью…

2006 г.

x